Два спектакля Чеховского фестиваля - "Невидимый цирк" и "Болилок" - поставлены известными людьми. Первый - дочерью Чарли Чаплина Викторией Чаплин и ее мужем - обаятельным клоуном и фокусником Жан-Батистом Тьере. Второй - самым великим кукольником всех времен и народов Филиппом Жанти. На обоих зритель попадает в сказку, только у Жанти эта сказка с печальным концом

Два спектакля Чеховского фестиваля - "Невидимый цирк" и "Болилок" - поставлены известными людьми. Первый - дочерью Чарли Чаплина Викторией Чаплин и ее мужем - обаятельным клоуном и фокусником Жан-Батистом Тьере. Второй - самым великим кукольником всех времен и народов Филиппом Жанти. На обоих зритель попадает в сказку, только у Жанти эта сказка с печальным концом.

В обоих случаях сказка похожа на цирк. Надо бы уточнить: на так называемый новый цирк, странную помесь клоунады, кукол, феерии и пантомимы. И хочется для начала разобраться, чем цирк вообще и этот новый цирк отличаются от театра как такового. Граница тут зыбкая, это ясно. Но все же...

В основе театра лежит перевоплощение, в основе цирка (и нового и старого) - превращение. Перевоплощение - это всегда некие душевные затраты, превращение - хорошо (или плохо) замаскированная хитрость. Вот Тьере, человек с лучезарным лицом взрослого ребенка, зажимает в кулак шарик, а

достает ленточку. Вот Виктория Чаплин, циркачка с печальным лицом, очень похожим на лицо ее гениального отца, легким движением руки превращает себя из дамы в кринолинах в кентавра. А потом из кентавра - в печальную лошадь. В их феерических во всех смыслах номерах нет сквозного сюжета, но есть сквозная тема. Эта тема - изменчивость мира. Взглянешь под таким углом - увидишь женщину в лохмотьях, под другим - разглядишь жутковатое привидение. Взгляд Чаплин и Тьере преображает самые простые предметы - мыльные пузыри, которые звенят как колокольчики, если ударить по ним молоточком. Велосипед, который становится вдруг частью тела. Само тело, оказывающееся частью какого-то пейзажа.

Приезжавший к нам уже не раз Жанти, как кажется, делает то же самое. Но так только кажется... В его спектаклях превращения происходят со скоростью 100 километров в минуту - только успевай удивляться. Вот главная героиня по имени Элис (ее представляет актриса Элис Осборн), словно джиннов из бутылок, выпускает из коробок двух кукол. У кукол выполненные в гиперреалистической манере головы и смешные тела. У черноволосого красавца - обычное тряпочное, у лысого уродца - отвратительное, похожее на длинную извилистую кишку. Элис манипулирует ими с ловкостью истинного кукловода. Говорит за них разными голосами, смешно деформирует их резиновые лица. Но как по мановению чьей-то руки, две резиновые головы вдруг становятся настоящими головами живых людей. А чуть позже на сцене материализуются и сами люди.

Как и положено джиннам, выпущенным из бутылки, эти вочеловеченные существа очень скоро обретают власть над своей недавней повелительницей. В облике клоунов-хирургов они будут препарировать ее, отрезая ей руку, сверля живот и отправляясь в виде маленьких куколок (так изображали обычно души в Древнем Египте) в путешествие по ее внутреннему миру.

И вот что интересно. Все превращения, происходящие с Чаплин и Тьере, мы воспринимаем как обаятельное волшебство. Великий Жанти потому и велик, что извлекает старое, как само человечество, искусство цирка и кукол из пространства наива и помещает в контекст современного искусства - с его психоанализом, черным юмором, леденящим душу абсурдом. Мир Чаплин и Тьере озарен улыбкой ребенка. Мир Жанти чреват Фрейдом и Фроммом, Льюисом Кэрроллом и Эженом Ионеско, Пабло Пикассо и Павлом Филоновым. И Кафкой... Конечно, Кафкой. С точки зрения циркового артиста, все кафкианские ужасы - сущий пустяк. Ну подумаешь, человек превратился в насекомое. У Чаплин и Тьере он каждую минуту во что-то превращается. И у них эти превращения сулят множество новых возможностей. У Жанти, как у Кафки, Фрейда или Филонова, оно вопиет о распаде личности. Жанти ребячится не по-детски.

Гениальным своим чутьем он угадал, что ХХ век (не говоря уже о ХХI) - это век Кукольника. У человека сложно оторвать руку, а у куклы - запросто. У человека трудно вытряхнуть внутренности, а у куклы - легче легкого. В искусстве XX века, куда ни плюнь, всюду видишь разъятого на части человека. Он разъят на полотнах кубистов и сюрреалистов, в легкомысленных опусах дадаистов и трагических - обэриутов. Все вокруг вопиет об утраченной целостности. Никакого человека нет. Есть его подсознание, его социальные функции, его анатомия. Вот она - главная трагедия современного человека. Жанти выразил ее гениально.

Фотографии